Собрались на утреннее правило к 6-30. С запасом пришли, в 6-15. И на тебе — правила не слышно, читают и читают что-то другое. Оказалось, здесь порядки другие, молитвенное правило каждый сам в своей келии совершает, а это уже служба, часы, потом литургия… В общем, мы смиренно все отстояли.
В конце службы разговорилась со свечницей матушкой Вероникой. Говорю, монастырь мужской, а вон тут сколько женщин-монашек. Да, говорит, но я приписана к другому монастырю. В командировке получаетесь, что ли, спрашиваю. Ну… вроде как… 10 лет уже…. Да мужики ж без женщин грязью зарастут. Двое в трапезной, одна у владыки, одна гостиничкой заведует, да я вот… А почему одни монахи в рясах, а у других такие красивые плащи? Развеваются как паруса на ветру. Эти, отвечает, просто препоясанные — еще послушники, а вот в мантиях — уже монахи. А, спрашиваю, «чайнику» можно убирать догорающие свечки или это только монахам? Да можно, говорит, нет проблем… А потом попросили подсказать нам экскурсовода — матушка Вероника посоветовала обратиться к послушнику Диме, тот направил к батюшке — и квадратный, (но не кубический), отец Руфим подозвал для нас послушника Алексея.
Тот, крупный белобрысый парень, вдохновенно начал рассказывать о появлении храмов. В 1702 году — архистратига Михаила, в 1704-м — Иоанна Богослова. Это поместная церковь, землевладелец был помещик, он же владелец пары фабрик — суконной и еще какой-то — и храмы выстроил на своей территории лично для себя. Никакие голопятые крестьяне туда не планировались. Иоанна Богослова храм строился как крепость, как центральная башня замка. Да и стены тут будь здоров, и круглые угловые башенки как в крепости. Бойницы, узкие окна в нижней части, входная дверь спрятана под крыльцом — таранным бревном не возьмешь… А дом помещичий рядом на пригорочке когда-то был дивно наряден и хорош, бело-голубой. И выстроен спиной к деревне — мол, я не такой как они… Лукавый был помещик, толковый.
Дважды поместье становилось монастырем. Второй раз — в 1990-х годах. Сейчас братии, послушников и схимников человек 45. Это немало, в Раифском их от силы 20. Но и немного, в Санаксарском более 50-ти.
Пошли мы с Алексеем по монастырю. Он 3 года назад закончил Саратовскую семинарию. Говорю, а чего сюда? А в Саратове монастыри по 1-2-3 человека, некуда и постричься… Вот, два месяца уже здесь… Монахи, говорит, бывают двух степеней — рясофорные — когда только ряса — мантийные когда и имя обязательно меняется, и можно уже мантию носить. Вот ту самую, которая похожа на парус…
Смотрим, идет навстречу схиархимандрит Феофан. Ой, говорю, а может, с ним можно сфотографироваться? Благословение еще взять? А чего, говорит, давайте спросим!
Благословил нас батюшка, сфотографировался с нами и постоял минут 20 — поговорил. Сказал, что мне на книжки надо бы у владыки благословение взять.
Подошла женщина под благословение — сказал потом, что порча на ней, ездит и ездит, а помочь не удается пока. Рассказывал про то, как губит пьянство людей. Как он в молодости в колхозе ехал на грузовике, а водитель в каждой попутной деревне заправлялся самогонкой. И вез по синусоиде, от обочины до обочины, а потом уронил грузовик с моста. Выплыли: ладно, не перевернул — а то не выплыли бы. Я несколько дней – ведь же у меня все-таки специально тренированная память – пыталась дословно вспомнить: о чем говорили. Но в точности только помню, что трижды подходил к вопросу о вреде алкоголя, с разных сторон.
Нестандартный эпизод. Сутулая тощая женщина в очках, прижимающая к себе какие-то папки. Смотрю, дюжий батюшка отгоняет ее от причастия. Она и сбоку, и сзади, а он ей не дал подойти. Спросила у послушника (батюшки Феофана послушник) Димы: а что это, вот та женщина, которая сейчас как раз к моему мужу подошла, чего ее отогнали? Бесноватая, говорит, заберите мужа! Отозвала, шепнула. Так ведь она за нами потом хвостом ходила! Алексея перебила, начала жаловаться на злого батюшку, «он меня оскорбил, оттолкнул», я ему, (раз он, думаю, новенький, небось не в теме), на ушко подсказала про это дело, тот смиренно ответил, что дел не знает, извините-простите. Потом мы в трапезную — а она там на входе снует туда-сюда. Ой, давай уйдем отсюда, попросила я, давай лучше сходим в буфет (платный).
Пошли мы в буфет. Разговорились там с буфетчицей (а не пришли бы — и не пообщались бы, а так было интересно! Как Господь все устраивает — всех на пользу прилаживает!!) Пышнотелая, в платочке, милая женщина. Я, говорит, сама Макарьевская, из деревни. Сперва в трапезной работала…
Вам про батюшку Феофана? с 10 лет он при храме. Претерпел в Советскую власть всякого. А сейчас ему Господь дал дар исцеления и изгнания бесов. Тут такие приезжают! Недавно привели парня — четверо его держали, связывать пришлось, раскидывал их как щенят. Отчитывал его батюшка — тот ревел как медведь, да с каждой молитвой все тише и тише, а потом тихо так сказал: развяжите меня, я уже в себе… Развязали, уехал. Но батюшка сказал: надо ему еще три раза приехать. Он иногда так больным говорит. Вам сказал? Нет, отвечаем. Значит, одного раза хватит вам. Вы, говорит, обязательно на сорокоуст подайте и на заочную отчитку. Чтоб в комплексе получилось. (Мы так и сделали). Батюшка, говорит, в 2 часа ночи поднимается и начинает молитвы читать — эту вот заочную отчитку. Это как закон. Железно. Сам отчитывает. Вот у нас один директор водяной компании неделю жил с племянником. Говорит, здоров, анализы отличные, а сил нет и дела не идут. Батюшка иногда таким людям говорит — это люди вам «сделали». Неделю пожил, уезжал довольный, лучше, говорит, себя очень чувствую, но тоже еще три раза придется приехать. В день к батюшке приходит свыше 500 человек, до тысячи. Как он выдерживает, уму непостижимо. Сейчас, говорят, будет лечить чаще чем два раза в неделю, но поменьше народу будут к нему записывать на день. Не так-то просто столько народу принять. Это только нагнуться-подняться тыщу раз попробуй! А он же душу в молитву вкладывает. Да еще ж разные приезжают. А ведь по вере дается. Со службы убегут, стоят тут курят: не знай, чего приехал-то, ну пусть потычет, авось поможет. Да не ездили бы уж. Это таким и не помогает вовсе. По вере дается!
Все как один говорили, что очень нам повезло. Не каждый месяц о. Феофан тут бывает, его нередко увозят в другие места лечить — на 2 недели, на месяц, на полтора. Да и когда батюшка здесь — только два раза в неделю он принимает. Так что нам очень посчастливилось — и полечились, и сфотографировались, и поговорили. Я замерзла, правда, до изумления.
Матушка Елисавета, заведующая гостиничкой, показала: вот иконушка св. Варвары — деревенские отдали, мать умерла, самим не нужна, выбросить хотели, ну я сюда и забрала — а иконушка, простая, бумажная, с самодельными украшениями внутри оклада — обильно замироточила. Обрадовалась иконушка-то, что в монастырь пришла… Рассмотрели, действительно, иконушка вся запотевшая, замасленная, и масло – изнутри стекла… А мне сказала: ты без платка мне на глаза не показывайся. Читай святых отцов послания, ап. Павла, ап. Петра. Они все разъясняют, как женщине себя вести — ты ж об этом писать собралась, а без платка, да ещё и на монастырской территории…
Пошли собираться — направляемся в Пангарму, в женский Параскево-Вознесенский монастырь…
Тишина. Решительно никакой суеты. Что, наверное, не слишком благоприятно для монастыря — но просто здорово для двух паломников, что в совершенном одиночестве пользуются всеми благами гостеприимства. Пусть не слишком обширными. (туалет на улице, умывальник там же; зубы на ночь почистить не смогла себя выпинать, обтёрлась полотенцем, смоченном в святом источнике, куда мой героический супруг окунулся на ночь глядя). Немножко случилось и потрудиться — часик поработать граблями, (насилу выжила), и часик похлопотать, сворачивая матрасы, утаскивая коврики из келий, где завтра будут окна менять. Наелась опять как хомяк в амбаре, куда в меня лезет, не знаю, но увы! монастырский хлеб и постный супчик помещаются в огромных количествах.
Обошли три храма. Помолились у каждой иконы. У каждой я прошу одного и того же — благословения на то, о чем мечтаю. А в храме главном уникальная вещь, нигде такого не видела — статуя Христа в стеклянной клетке, «в темничке», называют ее монашки. Монахиня Авраамия говорила, что здесь что ни попросишь — услышит Христос, и если это тебе на пользу, это исполнится. Слезы брызнули, как молилась. Услышь, Господи!
Огромная территория. Корпуса, окна, дорожки, газоны. Всего десяток монахинь там, где до революции процветало 700 не то 900. Потом тут разместили военную часть, и монахини — кто жив остался — стали медицинскими сестрами. Многие иконы пробиты и прострелены.
Некоторые росписи начали самовосстанавливаться, проявляться, сказала сестра Евгения. На стенах, на столбах действительно полупроявленные лики и фигуры… дивны дела твои, Господи…
После вечерней службы монахини взяли иконы Богородицы и св. Параскевы и пошли по канавке. Узёхонькая лента тротуара вдоль периметра монастырских стен выглядит не слишком потертой. И не удивительно. Шло нас всего-то пятеро: три монашки и мы с мужем. И всю дорогу пели «Христос Воскресе из мертвых..» Мы тоже пели — и смотрели, как опускались крупные снежинки, сияющие на черных одеждах монахинь…
А позавчера дома было +23… замерзаю до костей…
Матушка благословила окунуться в источник. Как я могла взять это благословение, в каком помрачении сознания, ума не приложу. Небось завтра таки окунусь… но пока трепещу. От холода и страха…
